Воспоминания старого профессора. С 1847 по 1913.

В.Д. ЮдинО «Воспоминаниях старого профессора»А. Л. КатанскогоВ наше время в академических кругах проявляется немалый интерес к русской духовной школе и её истории. В этой связи переиздание мемуаров нашего земляка, воспитанника нижегородской духовной школы, заслуженного профессора С.-Петербургской (Петроградской) духовной академии Александра Львовича Катанского (1836–1919) весьма актуально.В дореволюционной богословской школе он был широко известен как почётный член всех четырёх духовных академий (что представляет собой уникальный случай) и как создатель нового научного направления — исторического раскрытия догматов, что объявлено было обязательным в новом Академическом уставе 1869 года.Не лишне напомнить также, что заслуженный профессор являлся научным руководителем кандидатского сочинения выпускника СПбДА в 1890 году иеромонаха Сергия (Страгородского), впоследствии Патриарха.Почтенный учёный — автор нескольких капитальных трудов; наиболее известны из них следующие.1. Догматическое учение о семи церковных таинствах в творениях древнейших святых отцов и писателей Церкви, до Оригена включительно. Историко-догматическое исследование. (СПб., 1877). (Это его докторская диссертация.)2. Учение о благодати Божией в творениях святых отцов и учителей Церкви до блаженного Августина. Историко-догматическое исследование. (СПб., 1902). Это сочинение коллеги называли его второй докторской диссертацией. Оно было удостоено полной Премии митрополита Макария и денежного вознаграждения в 1000 рублей.Историко-догматическое исследование Катанского стало новым словом в русской богословской науке, что настораживало, естественно, консервативные круги: не вторгается ли в православную школу и науку пресловутая протестантская «история догматов» («Dogmen Geschichte»)? Страхи были напрасны. Здесь речь шла не о развитии догматов, а лишь об историческом раскрытии догматов. На этот счёт протоиерей Георгий Флоровский отмечал: «Историю имеет „форма“, или „внешняя схема“ догмата, и при неизменяемости догмата, как откровенной истины, есть рост по формальной стороне, — первоначально данная форма, или формула, бывала слишком тесна для явленной в ней истины и потому неизбежно расширялась. Это был рост или выработка более совершенного языка и словоупотребления, „работа догматико-филологическая“» (Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 379).Так Катанский проторил путь для сочинения Преосвященного Сильвестра (Малеванского, † 1908), ректора Киевской духовной академии, «Опыт православного догматического богословия», с историческим изложением догматов.Научно значимы и другие труды А. Л. Катанского:1. История попыток к соединению церквей Греческой и Латинской за первые четыре века по их разделении (СПб., 1863).2. Очерк истории литургии нашей Православной Церкви (СПб., 1868).3. Очерк истории древних национальных литургий Запада (СПб., 1870) и др.Кроме того, он автор множества статей в церковных журналах. В течение пяти лет А. Л. Катанский редактировал «Церковный вестник» (журнал СПбДА), сотрудничал в «Церковных ведомостях» в бурном 1905 году — одним словом, он является крупным духовным писателем.После долгих уговоров коллег Александр Львович выступил и как мемуарист, как зоркий наблюдатель и тонкий психолог. И здесь сказался его строго научный и систематичный ум. Вероятно, на общий план, структуру «Воспоминаний» оказал влияние его земляк, профессор Казанской духовной академии, известный историк Русской Церкви П. В. Знаменский (1836–1917), напечатавший в 1891/92 году «Историю Казанской духовной академии» в трёх томах.Рассказывая о духовных школах, в которых учился, — о нижегородских духовных училище и семинарии, затем С.-Петербургской духовной академии (а также Московской академии, где начиналась его карьера учёного) — Катанский подробно, даже с использованием архивных данных, излагает учебную программу духовных школ с 1847 по 1896 год, что представляет, само по себе, научный интерес. В «Воспоминаниях» даются также подробные индивидуальные характеристики и оценки педагогическим коллективам. Образы профессоров и начальствующих очерчены рукой талантливого бытописателя и, что замечательно, без прикрас и ретуши.Так, что касается портретов «владык», то и здесь «старый профессор» не отказался от доброй традиции совестливой русской классики не миновать «мелочей архиерейской жизни». Объёмно, выпукло предстают перед читателем образы митрополитов: Филарета (Дроздова; 1826–67), Исидора (Никольского; 1860–92), Палладия (Раева; 1892–1898), Иоанникия (Руднева; 1891–1900); а также Нижегородского епископа Иеремии (1851–57) и других.Профессор, как летописец, не скрывая, рассказывает и о трудных летах второй половины XIX века, когда духовные учебные заведения превратились в «школы нигилизма». Он подробно описывает «случай в греческом классе» (по выражению митрополита Филарета), повлекший за собою в 1861 году в среде студенчества СПбДА «ужасающее пьянство», битьё стёкол в туалетах, куренье не только в спальнях, но «даже в столовой при чаепитии и после обеда и ужина».Известный ректор столичной духовной академии 1860-х годов протоиерей Иоанн Леонтьевич Янышев о своей 17-летней ректуре (1866–1883) вспоминал: «Всё время моего ректорства я чувствовал себя в академии точно на вулкане».Поведал профессор Катанский и о гражданском подвиге одного из своих коллег, профессора М. О. Кояловича, который отважно возражал против присвоения учёной степени доктора богословия «за совокупность трудов» своему верховному начальнику — митрополиту Исидору (Никольскому). К чести последнего, этот дерзкий поступок не имел известных последствий для подчинённого. По мнению мемуариста, митрополит был «замечательнейшим святителем... чуждым порывов к произволу... искренно сочувствовавшим успехам духовной науки», однако «бесцветным», способным только на пассивную оппозицию (таким его сделали Петербург, традиции синодального периода).Великолепно и симпатично нарисованы в «Воспоминаниях» портреты маститых протоиереев Иосифа Васильева (†1891) и Иоанна Янышева (†1910).Первый был настоятелем и строителем православного храма в Париже. Блестяще образованный и красноречивый проповедник, он обратил в православие немало католиков, и среди них — известного аббата Гэтте.Второй — тоже служивший за границей, в Германии, затем приобретший славу блестящего профессора богословия и философии в С.-Петербургском университете, учитель Закона Божия и русского языка у принцессы Дагмары (будущей супруги Александра III Марии Фёдоровны) в Копенгагене, с 1866 года — ректор Петроградской духовной академии.Оба были озабочены повышением уровня высшего духовного образования в России и изучали опыт западных университетов: Васильев — католических, а Янышев — протестантских.Влиятельный Васильев был назначен председателем Учебного комитета при Синоде, при полной поддержке обер-прокурора графа Д. А. Толстого, прозванного «галломаном» за авторство 2-томного труда о католицизме в России. Профессор протоиерей Янышев и протоиерей Васильев принимали активнейшее участие в разработке нового Устава академии 1869 года, который, благодаря специализации студентов, дал впоследствии блестящие научные результаты.Янышев ректорствовал успешно в течение 17-ти лет, как уже выше было сказано, почти до следующего Устава 1884 года, пронизанного духом и идеями нового обер-прокурора К. П. Победоносцева. В октябре 1883 года академия простилась со своим славным ректором — протоиерей Янышев был назначен царским духовником и главой придворного духовенства. В 1906 году он, первый из лиц белого духовенства, был награждён орденом св. Андрея Первозванного. Сохранил свежесть и ясность ума и великолепную память до самой своей кончины (в 1910 году). Совершенно ослеп за три года до смерти, но до последних месяцев своей жизни принимал деятельное участие в трудах Св. Синода, будучи назначенным к присутствованию в нём. Так, в 1909 году ему поручили дать отзыв на 5-томный труд М. М. Тареева «Основы христианства». За четыре месяца тщательной работы он составил отзыв, благоприятный для автора (труд Тареева читала ему вслух супруга покойного сына), и это всего за четыре месяца до кончины! Умело, с присущим ему тактом, уверенно Янышев вёл корабль науки по бурным волнам смутного времени второй половины XIX века.Немалый интерес «Воспоминания старого профессора» представляют и для краеведов. В частности, описаниями быта местного (нижегородского) духовенства. Катанский родился в строгое время деспотичного Николая I: даже на ремонт дома требовалось разрешение полиции, была введена цензура на церковные проповеди (за уклонение полагался штраф в три-пять рублей) и т.д.Строго было в стране, строго — и в семье. Рос мальчик одиноко, воспитывался по системе отца (диакона, затем священника, ревностного проповедника), который «систематически удалял его от всякого рода товарищей», не баловал, не разрешал иметь личных денег, чтобы сын не подпал разным искушениям. Неудивительно, что характер у будущего профессора выработался сосредоточенный, по его собственным словам; он рано научился читать и рано пристрастился к чтению.В духовном училище царили, по воспоминаниям, грубоватые приёмы (средством исправления воспитанников нередко бывали розги), и всё же не настолько грубые и неприемлемые, как описано, например, у Помяловского, изобразившего нравы столичного духовного училища. Впрочем, многое зависело от начальствующих, а юный Катанский во время своей учёбы как раз попал в их перемену. Главными предметами в училище были древние языки — греческий и латинский, а также российская и славянская грамматика. Латинский язык и катехизис преподавал любимый всеми, ревностно относившийся к своему делу С. П. Модератов. Александр Катанский закончил училище одним из лучших учеников.Так же успешно, впрочем, завершилась (в 1858 году) и его учёба в Нижегородской духовной семинарии. Семинарские свои годы он вспоминает подробно, увлекательно и с благодарностью, хотя и не без свойственного ему юмора, не лакируя действительность. Так, отмечает он, «воздух во всём здании семинарии был очень плох, вследствие первобытного устройства известных мест уединений». Не радовали, к примеру, и некоторые учебные пособия. По церковной истории в среднем классе пользовались учебником Преосвященного Иннокентия (Смирнова) — учебник был «сухой, полный отрывочных сведений ... и был похож более на подробный конспект... чем на историю в собственном смысле». В высшем (богословском) классе учебником служила «История российской Церкви» А. Н. Муравьева — «крайне плохой учебник», по характеристике Катанского, бессодержательный и фразистый.Описывает Катанский и памятное, довольно драматично закончившееся для тогдашней семинарской администрации событие неожиданного посещения Нижегородской семинарии государем императором Александром II, в 1858 году. Не обнаружив в духовной школе образцового порядка (дело было в июле месяце, во время каникул) раздосадованный государь немедленно устранил от должности её ректора. И лишь спустя пять лет, во время второго визита российского императора в Нижний, Нижегородской семинарии удалось восстановить свою репутацию.Тем не менее, среди учителей её было немало очень даровитых людей. Несмотря на весьма скромное жалование, в духовной школе трудились выдающиеся личности. Поэтому с конца 1840-х годов и в последующие десятилетия Нижегородская семинария дала академиям (Казанской, Московской, Петербургской), а также иным высшим учебным заведениям России очень много замечательных по своим способностям, трудолюбивых и талантливых студентов. Среди них — конечно, и автор «Воспоминаний», почтенный профессор А. Л. Катанский, благодарный питомец нижегородских духовных школ.Кончина его для христианина весьма назидательна. К закату жизни, перед роковым 1917 годом, почтенный старец (ему за 80) был весьма достаточен: имел два дома в Гатчине, под Царским Селом, в дачной местности родовитой и чиновной аристократии. Ничто, казалось, не предвещало худого. И вот, внезапно, — Октябрьский переворот, в полном смысле этого слова. Ещё вчера состоятельный и именитый, заслуженный профессор-труженик, сегодня — потерявший всё, даже последнюю кроху хлеба. В голодном беспамятстве, словно младенец причмокивая губами, он жалобно просил супругу: «Мама, есть хочу, мама...» Это были его последние слова.